Сергей Пехтерев: "Дело связистов – труба. Похоже, в обоих смыслах слова"

17.08.2018 14:08

Сегодняшний гость рубрики "Интервью по пятницам" – один из родоначальников спутникового телекома (VSAT) в России, бессменный и многолетний руководитель AltegroSky Сергей Пехтерев. А еще, пожалуй, самый открытый и киногеничный эксперт спутникового телеком-бизнеса – если вы слышите о спутниковом интернете по телевизору, скорее всего, говорит о нем Сергей Пехтерев.

Встретились мы для записи этого интервью в космическом центре на подмосковных Медвежьих Озерах, на чемпионате по скоростной установке VSAT – профессиональном соревновании специалистов и установщиков спутниковой связи и оборудования. В этом году в чемпионате участвовали 12 команд, и, пожалуй, это одно из самых эффектных профессиональных соревнований связистов…

Яна Бельская: Сергей, для начала – расскажите, пожалуйста, о мероприятии, на котором мы встретились. Как давно оно проводится? Как много участников? И кто все эти люди?

С. Пехтерев: Идея чемпионата пришла мне в голову в 2006 году, а первый состоялся в 2007. Один год чемпионата не было, это был переходный для меня год я ушел из гендиректоров AltegroSky, а в компании была возможна смена собственника. В первом чемпионате участвовали всего лишь пять команд, это были наши партнеры, расположенные ближе всего к Медвежьим Озерам. Для соревнования нужна была какая-то спортивная составляющая. Как оказалось, такую можно найти в нашем бизнесе – и отсюда пошли первые конкурсы. Необходимо было набрать несколько видов соревнований, чтобы все было по делу, и чтобы результат можно было измерить минутами и секундами.

На следующий год в соревновании уже участвовало восемь или девять команд, и через год-два это заинтересовало и руководство отрасли, ГПКС, вендоров, ведь, по большому счету, это единственное профессиональное соревнование для нашей отрасли.

Понятно, что сам VSAT – это такой нишевый продукт в телекоме, и наш чемпионат легко можно переделать в чемпионат для установщиков спутникового телевидения. Но идея все-таки наша, ее исторически поддерживает наш крупнейший партнер Hughes, ГПКС – наши соседи по Медвежьим озерам.

Мы проводили тут первые восемь чемпионатов, потом один был на выставке "Экспокомм", а десятый, наверное, самый представительный из всех, прошел на площадке "Газпром космические технологии". Это такое место встреч ребят-инсталляторов, которые могут здесь обменяться опытом, ноу-хау, увидеть что-то новое.

Для нашей компании Чемпионат всегда был некоммерческим – мы тратили свои деньги для того, чтобы сделать небольшой праздник для наших партнеров.

Я. Бельская: Как проходят соревнования? Это установка VSAT, именно VSAT, или просто спутниковых комплектов как таковых?

С. Пехтерев: Это, безусловно, VSAT. Задача ставится так: ты стартуешь с упакованной коробки, а в итоге должен получить станцию, находящуюся на связи. Это самый главный конкурс. Раньше ребята соревновались с антеннами 1,2 метра, сейчас уже 98 сантиметров, и результаты показывают просто фантастические – рекорд составил меньше семи минут. Вообще трудно себе представить, что эту здоровенную бандуру нужно за такое малое время собрать, навести на спутник и включить. Народ бегает со спринтерской скоростью, коробки разлетаются буквально со свистом – это очень зрелищно, как сборка автомата Калашникова на скорость.

Казалось бы, самый первый конкурс элементарный: нужно просто обжать разъемы на двух типах кабелей. Это вещь, которую любой установщик, любой инсталлятор делает ежедневно десятки раз с закрытыми глазами, под дождем, скрючившись и так далее. Но как только здесь он становится перед зрителями и включается секундомер… и мы каждый раз обнаруживаем, что треть команд не может этого сделать, допускает ошибки, кабель где-то замыкается, или наоборот недообжат, потому что спорт – совсем другая вещь, нервы, знаете ли. Есть работа, и есть спорт (смеется).

Я. Бельская: Если вернуться к главной теме интервью. Сергей, Вы в отрасли более двадцати лет…

С. Пехтерев: Да, 1 мая было 25 лет.

Я. Бельская: Вы сразу пришли в спутниковое телевидение? Откуда? Наверняка из "почтового ящика" – практически все технические специалисты отрасли там "отметились".

С. Пехтерев: Безусловно, почтовый ящик был. Я родился в Орле, город абсолютно мирный, если там и были один-два "почтовых ящика", то я об этом не имел понятия, и вообще не знал, что это такое. Я попытался поступить в МИФИ, но не добрал баллов. Зато потом с перепугу легко поступил в Бауманку [Московский государственный технический университет имени Н.Э.Баумана]. Естественно, я понятия не имел, что 90% выпускников Бауманки уходят в "почтовые ящики". При поступлении студент должен выбрать какую-то кафедру. Представитель кафедры Энерго-8 – плазменные технологии – был самым ярким на презентации, да и слово красивое – температура пять тысяч градусов, четвертое состояние вещества – все это меня обаяло и затянуло, как и многих других умненьких ребят-любителей физики, таких романтиков-мечтателей. Так что я закончил кафедру Э-8, правда она называлась "Двигатели летательных аппаратов" – это именно о электрореактивных двигателях.

Я. Бельская: Да, с такой специализацией пройти мимо "почтовых ящиков" у вас шансов не было.

С. Пехтерев: Абсолютно. Интересно, что эта кафедра была создана где-то в 1966 году, таких было три на весь Советский Союз, они готовили по 50 человек каждый год. Но при этом было только одно профильное предприятие, поэтому найти работу по специальности шансов практически не было.

Я сразу занялся учебно-научной деятельностью на кафедре, поступил в аспирантуру, и после окончания распределился в НПО "Энергия" им. С.П. Королева. К тому времени я уже понял, что электрореактивные двигатели (ЭРД) – это такой нишевый продукт, и я сразу попросился не в тот комплекс, который занимался ЭРД, а туда, где можно было ездить на Байконур. Захотелось масштабной работы. Такая возможность мне представилась, и поэтому я считаю себя очень счастливым человеком – я застал кусочек той великой советской космической эры.

Это был огромный проект "Энергия – Буран", я понял, как этот огромный комплекс работает – тысячи людей, сотни предприятий. А какие деньги туда шли! Это было очень интересно – в нашем отделе анализа летных испытаний работали люди, которые начинали с Королевым, присутствовавшие на гагаринском старте. И полет "Энергии – Бурана" состоялся уже при мне.

Я. Бельская: Вы видели его своими глазами?

С. Пехтерев: Нет, конечно, своими глазами не видел, потому что мое место в "боевом расчете" было на ИП-10 под Барнаулом. Поэтому и первую попытку старта, и сам удачный старт я наблюдал на Алтае. Ну, наблюдал – это тоже преувеличение, я прочитал сообщение о старте на бумажной ленте, вылезавшей из осциллографа-регистратора, когда пошли сигналы о том, что двигатели включились.

Я попал в отдел анализа летных испытаний, и считаю это большой удачей, это была возможность видеть не одну рабочую детальку – там велась комплексная работа по всей машине. Все шло замечательно до 1990 года, когда после распада СССР стало понятно, что для новой России тот великий космос, очень дорогостоящий, уже не по карману.

Следующий чудесный этап в моей жизни начался, когда я обнаружил в газете "Правда", которую крайне редко читал, объявление о том, что некий немецкий фонд имени Кёрбера объявляет набор на программу "Рыночная экономика для инженеров". Условия были весьма лояльными: возраст до 35 лет, высшее техническое образование и опыт работы не менее трех лет. Даже знание немецкого языка не требовалось. Я написал туда письмо, и таких как я написавших было 3600 человек. А немцам требовалось 40. К тому времени я уже прочитал книгу Дейла Карнеги "Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей", и, может быть, это помогло, или, возможно, то, что я уже был кандидатом наук. Короче говоря, я попал в отборочный тур, где нас было 120 человек, прошел все три тура и оказался в числе тех сорока, кого отобрали для учебы.

Далее был очень интересный период: нужно было за четыре месяца выучить немецкий язык. Но у нас были прекрасные преподаватели, кажется, из Тореза, и у них это получилось. Правда произошло страшное – раньше я учил английский, который изучение немецкого просто выдавило из моей головы, поэтому я иногда начинаю говорить на англо-немецком языке, смешивая слова из обоих языков [смеется].

В результате в январе 1992 года я оказался в офисе этого фонда в Гамбурге. Аналог этого обучения было бы, наверное, МBA. Курсы 15 месяцев, была возможность посетить немецкое предприятие – я попал на Deutsche Airbus. После этого у меня осталась некая любовь к авиации и, безусловно, благодарность к Германии.

Я. Бельская: Этот фонд обучал людей за свой счет?

С. Пехтерев: Да, Курт Кёрбер – это очень уникальный человек. Возможно, это и не попадет в интервью, но расскажу. Это инженер, который жил в Дрездене во время Второй мировой войны. Дрезден попал в зону советской оккупации, и, так как Кёрбер не принимал участия в боевых действиях, то по легенде, он пришел в советскую комендатуру и попросил дать ему возможность восстановить фабрику – у него были идеи, как это сделать. Однако какой-то доброхот из советских офицеров сказал ему: "Мужик, собирай чемодан и мотай в западную зону оккупации, а то ты со своими идеями о собственной фабрике окажешься в Сибири". Тот поверил, убежал в Гамбург, там и обосновался. А через некоторое время, когда я уже там оказался, его компания "Кёрбер АГ" контролировала 80% рынка сигаретоделательных машин. Он смог создать машину, которая набивала сигарету в 20 раз быстрее, чем тогда это делали вручную. Он стал миллиардером, и в период моего обучения город Гамбург гордился двумя своими гражданами, которые соревновались в том, кто станет большим спонсором и благотворителем для города – это были Густав Абрахам Шикеданц (создатель Quelle) и Курт Кёрбер.

  

Курт Кёрбер (Kurt Körber) 

 

Надо сказать, у Кёрбера не было детей, вероятно поэтому последние годы жизни он был большим меценатом. Когда произошло великое событие для Германии – падение Берлинской стены и объединение страны – тогдашний канцлер Германии Гельмут Колль поехал в Москву на переговоры с Михаилом Горбачевым, он взял с собой делегацию немецких промышленников. Одним из них был Кёрбер, который пообещал Горбачеву подготовить несколько советских инженеров к работе в условиях рыночной экономики. Его команда разработала программу.

Потом уже сам Горбачев приезжал в Германию, и они вместе с Коллем посетили этот самый Кёрбер-колледж. Им все очень понравилось, и Кёрбер принял решение сделать эту программу регулярной. Вот мы были второй-третьей такой группой. Нас было двадцать человек, все разновозрастные, но все достаточно интересные люди.

Я, в любом случае, собирался вернуться в Россию, потому что понимал, что свой потенциал я скорее реализую именно в России. Хотя некоторые из ребят, которые там остались, достаточно неплохо устроились. Предполагалось, что я буду специализироваться на обслуживании гражданских самолетов, ведь тогда как раз Аэрофлот заказал первые пять самолетов у Airbus. Но потом что-то поменялось, и в апреле 1993 года у меня осталось буквально 10 дней для поиска какого-то другого направления, где бы мой опыт, полученный в Германии, мог бы пригодиться в России.

В этот момент кто-то вспомнил, что где-то на Бодензее, в городе Фридрихсхафен есть ребята, которые делают какой-то спутниковый проект – и я туда полетел. Этот город знаменит тем, что является родиной цепеллинов, а компания называлась Dornier, чьи самолеты во время войны бомбили Россию. В то время они делали и самолеты, и занимались каким-то космическим производством, а также спутниковой связью.

Вообще в Германии, которая вообще-то довольно компактная страна, в 1993-1994 годах был ренессанс спутниковой связи. Произошло это из-за объединения западной и восточной Германии: когда западные немцы пришли в восточную Германию, они с удивлением обнаружили, что там нет привычной им инфраструктуры связи. Поэтому в центре Европы в течение трех-четырех лет расцветала спутниковая связь – ведь это был самый быстрый путь обеспечить элементарную коммуникацию в восточной части Германии.

Я. Бельская: Вы имеете в виду телевизионную спутниковую связь или обычные телекоммуникации?

С. Пехтерев: Речь об обычной связи, поскольку стандарты ГДР, которые для Советского Союза были отличными, для западной Германии оказались "ни о чем". Они там чинили дороги, ремонтировали дома, обеспечивали возможность просто позвонить из какой-то деревни, скажем, в Берлин. Помимо прочего, тот краткий период гласности и открытости в Советском Союзе привел к появлению проекта Romantis. Это был очень интересный проект, он расшифровывался так: буква Р была от НИИ Радио, ОМ – это было Министерство общего машиностроения, которое занималось всей ракетной отраслью, ANT – ANT Bosсh Telecom (это "дочка" великой империи Bosch, которая занималась связью), и ИС –"Интерспутник". Идея была простая: запустить один или несколько спутников, которые будут находиться над Советским еще Союзом и обеспечивать телефонную связь. Понятно, что как только умер Советский Союз, проект ушел в никуда. Но определенный объем работ был сделан.

Я. Бельская: Тогдашний Romantis является предшественником того Romantis-а, который существует сейчас?

С. Пехтерев: Да, именно так. Этот проект из советско-германского стал чисто германским, его акционерами оказались компания Dornier Deutsche Aerospace, ANT Bosch Telecom и Deutsche Telecom, которая тогда называлась Deutsche Bundespost Telecom (это государственная компания). Эти компании, увидев, что исчез их советский партнер, пошли на то, что развернули западный спутник Intelsat 604 на Россию, и даже добились права представлять Россию в Intelsat.

Это был период активного создания связи в России, многое было не знакомо. И вот я оказался в этом проекте, потому что я говорил по-немецки, у меня уже было более-менее понимание того, как работает немецкая экономика, в то же время, я был россиянином, который готов был это дело продвигать. И вот 1 мая 1993 года я получил извещение из Германии о том, что меня взяли. Так закончилась моя ракетно-космическая и авиационная часть трудовой биографии – и я начал заниматься спутниковой связью.

Притом, что я ведь по образованию совсем не радиоинженер, и до тех пор никогда не занимался этим.Но у меня были неплохие учителя, я им очень благодарен: Дмитрий Гуденко из "Бизнес-Связи", который открыл мне глаза и рассказал, как это все работает.

Я. Бельская: Как выглядел тогда этот бизнес?

С. Пехтерев: Это было такое лихое время, а таможенное законодательство в России было какое-то своеобразное – не такое, как сейчас. К примеру, какие-то вещи я привозил просто в чемодане, не думая ни о чем. Но потихонечку все налаживалось, государство брало процессы под свой контроль. В 1996-1997 годах проект Romantis перешел полностью в руки Deutsche Telecom, наше влияние на рынке стало достаточно заметным, поэтому компании "порекомендовали" остепениться и работать на рынке по законам Российской Федерации. Т.е. нужна была лицензия на услуги связи. Поэтому было принято решение приобрести контрольный пакет в компании "Московский телепорт".

Я стал сотрудником этого "Московского телепорта", где я работал до 2003 года, когда произошел традиционный кризис среднего возраста: немцы объяснили мне, что они не видят перспектив моего дальнейшего роста в этой компании, а другие коллеги, с которыми я пересекался в Казахстане, как раз создавали другой проект в рамках холдинга ЮКОС на базе компании "Сибинтек", это был проект некоего телекоммуникационного холдинга. Терять мне было особо нечего, и я пошел туда.

  

Я. Бельская: Когда закрывается одна дверь, открывается другая.

С. Пехтерев: Да, и мы начали, хотя все было непросто, потому что "Сибинтек" принадлежал компании "Юкос".

Я. Бельская: А у "Юкоса" как раз в этот период начинались проблемы.

С. Пехтерев: Да, я пришел в тот момент, когда Лебедева уже посадили, а Ходорковского еще нет. Мы что-то начали делать, потом стало понятно, что надо выбираться, но это был больше вопрос акционеров. Это ведь был чистой воды стартап.

Я. Бельская: Чем он занимался?

С. Пехтерев: Идея была создать VSAT-оператора.

В 2003-2004 годах произошли очень большие изменения на российском спутниковом рынке: во-первых, было принято решение об упрощенной регистрации VSAT. Во-вторых, Россия запустила первые свои обновленные относительно современные спутники "Экспресс - АМ1", "Экспресс АМ2", "Ямал-200", и в это же время Hughes изобрел систему Direct-way. Все это привело к тому, что минимальные спутниковые станции в момент подешевели с двадцати до четырех тысяч долларов. Вот так сошлись все эти факторы, и в какой-то момент VSAT-операторов расплодилось, кажется, до тридцати компаний. А дальше уже побежали, кто как умел.

На мой взгляд, мы бежали достаточно успешно, потому что у меня уже было десять лет работы в немецкой компании с весьма грамотными людьми, я знал, как правильно строить компанию, как не совершать те ошибки, которые совершали немцы. А еще у меня был довольно большой карт-бланш: акционеры предоставили разумные денежные средства, которые я очень экономно тратил. И уже через год после получения первых денег мы вышли на операционную рентабельность – с момента старта сервиса прошло всего пять месяцев.

Я. Бельская: Какие космические аппараты вы использовали?

С. Пехтерев: Мы сразу сделали ставку на российские космические аппараты. Мы пошли в "Газпром космические системы", он же "Газком". Примерно тогда же в точку 90 градусов восточной долготы запустили "Ямал-201", и это решение нас не подвело. Кроме меня, акционеры пригласили на проект еще трех человек из Казахстана – это были очень опытные технари. И с учетом нашего общегоопыта мы практически не совершали больших ошибок, делали совершенно правильные шаги.

Это были "золотые", как теперь считается, нулевые годы, когда все росло, развивалось темпами по 7% в год. Мы вышли с новой технологией, и оказались первыми, кто поставил тысячу VSAT комплектов, что тогда считалось практически фантастикой – мы были первые, кто смог поставить в месяц более двухсот станций. Хоть у нас и были конкуренты, но мы успешно работали до 2007-2008 годов, когда моя ценность в глазах акционеров достигла некой величины, и они поняли, что лучше меня привязать покрепче – и мне предложили стать акционером.

Я продолжаю работать в этой отрасли, накопил определенный авторитет. Мой отец был журналистом, и, возможно, сработали какие-то гены, я испытываю некий пиетет перед людьми этой специальности, всегда открыт для общения с ними, всегда пытаюсь донести разумными словами сложности нашей работы, профессии. Всегда даю комментарии, благодарен всем журналистам, потому что считаю, что это способствует какой-то известности нашей компании и нашей технологии.

Я. Бельская:Вы могли бы сформулировать те главные отличия, которые есть у VSAT-операторов по сравнению с классическими DTH-операторами и другими операторами связи? Основной костяк аудитории "Кабельщика" – "наземники", для многих из них VSAT вообще малопонятная штука.

С. Пехтерев:Отличия очень простые, но вполне глобальные: есть связь и есть телевидение. Связь – это вот я говорю, и я кого-то слышу. Есть, скажем, бродкаст – те, кто просто вещает, а мы и передаем информацию, и получаем. Телевидение – это все в одну сторону.

Я. Бельская: То есть, самое главное в данном случае – это интерактив. И по ментальности вы ближе к провайдерам интернета?

С. Пехтерев: Безусловно, мы и есть провайдеры. Мы – связисты. И самое сложное не принять сигнал со спутника, а передать. Ведь даже сейчас, когда технологии ушли далеко вперед, появилась техника подешевела. Но все равно VSAT станция стоит порядка тридцати тысяч рублей, тогда как приемная тарелка DTH-оператора стоит максимум десять тысяч.

Я. Бельская: Традиционно считается, что VSAT – это довольно медленный интернет. Хотя сейчас, наверное, спутниковый интернет бегает пошустрее, чем 10 лет назад – как и наземный. Как шел прогресс скоростей? Какие скорости в VSATв среднем сегодня?

С. Пехтерев: Рост шел экспоненциально. Когда я пришел в отрасль в середине 90-х годов, мы продавали спутниковые каналы 64, 128 килобит в секунду, и это считалось совсем неплохо.

Я. Бельская: Это уровень диалапа – чисто почту принять.

С. Пехтерев: Да, но у нас были каналы на Самару, Ростов-на-Дону, мы работали с GlobalOne, это же был протокол X-25. Эти протоколы были цифровые, но задачи были – торговля на бирже, например. (Теперь, наверное, уже никто не помнит, что такое Х-25). Сейчас для этой маленькой станции, которая стоит у нас за окном – с диаметром 75 см – вполне реализуема скорость 40 мегабит в одном направлении и 5 мегабит в другом. То есть путь от 64 килобит до 40 мегабит пройден буквально на моей памяти. А как цены упали!

Вся индустрия прошла огромный путь. Нельзя сказать, что все это очень благотворно сказалось на телекоме. Сейчас телеком – это отрасль, которая не растет во всем мире, все деньги и все преференции ушли к интернет-компаниям – Google, Facebook и так далее. А наше дело – "труба". К сожалению, похоже в обоих смыслах этого слова.

Связисты по всему миру – это люди, которые должны за те же самые деньги передавать все больше и больше информации. Телеком, скажем, в Европе ежегодно теряет по 1-2% объемов, и единственным путем развития считаются сделки слияния-поглощения в стиле "давайте соединим две компании, выгоним народ, закроем офисы, сократим косты".

Я. Бельская: Какой у VSAT-операторов средний ARPU?

С. Пехтерев:На рынке В2В для корпоративных клиентов это, наверное, около 8-9 тысяч рублей, а у частников(физлиц) ближе к двум тысячам в месяц.

Я. Бельская: Насколько серьезную конкуренцию составляют мобильные технологии? Ведь мобильная связь добралась, по крайней мере, частично, в те регионы, которые до недавнего времени были доступны только для спутниковых операторов.

С. Пехтерев: Собственно, мобильная связь – это всего лишь технология последней мили. То, что принято называть мобильной связью – участок от мобильного телефона до вышки базовой станции. При самых лучших условиях это всего лишь 40 км.

Нашим главным конкурентом является оптика, потому что все эти вышки связаны оптикой. И, безусловно, оптика – это тот асфальтовый каток, который закатывает спутниковую индустрию весьма эффективно. В Европе это достаточно хорошо видно. Волокно плюс последняя миля через 3G, и главное преимущество здесь – это то, что благодаря использованию частот диапазона 800 мГц, поток можно принимать на такое устройство как сотовый телефон. Для нас же нужен терминал, который не положишь в карман, его нужно установить, направить на спутник и так далее.

Так что главным конкурентом для нас являются ВОЛС, и оптика очень сильно наступает и загоняет спутник в совсем уж далекие углы. В России осталась неподключенной к ВОЛС практически единственная столица субъекта федерации – это Анадырь, остальные уже подключены.

Большим ударом по спутниковой отрасли были подключения сначала Сахалина, потом Магадана и Петропавловска-Камчатского. Туда поднимались каналы емкостью 500 мегабит, а потом пришла оптика.

Это общая проблема – может быть, она будет решена в последующие 3-5 лет.

А есть еще такие низкоорбитальные группировки, о которых много говорят: OneWeb, проект Илона Маска и так далее.

Я. Бельская: Расскажите об этом подробнее, сколько там бортов требуется? Насколько перспективной Вы видите это направление для российской группировки? У нас ведь тоже планировалось создавать альтернативные спутниковые группировки.

С. Пехтерев: Это очень спорный вопрос. Экспертное сообщество делится пополам – на тех, кто в это верит, и кто не верит. Есть некое общее мнение, что выживет максимум две таких группировки. А может быть, только одна.

У нас на глазах была история под названием "Иридиум", когда 20 лет назад были идеи запуска таких же глобальных группировок, только для телефонной связи. Было три проекта, два из которых были реализованы: это Globalstarи Iridium. Один проект умер еще в зародыше, два других прошли через процедуру банкротства. Их всех убила сотовая связь.

По новым проектам OneWEB, TeleSat, StarLinkесть много мнений за и против, поскольку до сих пор не решена проблема наземных терминалов и их цены. И получается, что основная масса не просто населения, а тот самый "золотой миллиард" живет в тех районах, где спутниковая связь не нужна. Получается, что для спутника остаются самые труднодоступные районы, где живет самое бедное население. И пока я не понимаю, как сойдется бизнес-кейс, каким образом будут покрыты гигантские инвестиции.

Я. Бельская: Как это может быть покрыто в США, более-менее понятно – там все-таки народ разбросан более равномерно, там довольно большое количество людей живет вне городов, и они ценят автономность. Как эта штука "взлетит" у нас – непонятно, хотя бы в силу "расслоения масс".

С. Пехтерев: Ну, США – это Мекка спутниковой связи, спутникового интернета, там работают две крупнейших сети – Hughes и Viasat. У них сейчас уже чуть больше миллиона абонентов, и они считают, что их рынок может дойти до десяти миллионов. И все это благодаря большому высокоплатежному спросу в Штатах: там нет предложения интернета для семьи, для мобильного телефона дешевле 50 долларов. На фоне этого 60 долларов за спутниковый интернет – это вполне вменяемая цена, особенно если учесть, что в США действительно есть огромные пространства с очень плохой связью.

Я. Бельская: А у нас – повальный демпинг…

С. Пехтерев: Да, 50 долларов за сотовую связь и 60 за спутниковую – это один вариант. В России для того, чтобы пользоваться спутниковым интернетом, тебе нужно заплатить 30 тысяч рублей за комплект оборудования и платить по 2 тысячи в месяц за VSATили 300 рублей сотовому оператору – это огромная разница.

Я. Бельская: Сколько сейчас осталось на российском рынке VSAT-операторов?

С. Пехтерев: Как минимум, в два раза меньше, чем вначале. И, по-моему, это не предел. Вот даже на нашем пути: мы купили бизнес у "Сатела", потом купили "Рэйс Телеком", "Московский телепорт", спутниковый бизнес у "Ройлком". И некоторые наши коллеги делают то же самое.

Я. Бельская: Вы – самый крупный провайдер? Каков расклад сил на рынке

С.Пехтерев: Считается, что холдинг "АльтегроСкай" (AltegroSky), контролируем примерно 18-20% всего рынка VSAT. А весь российский рынок VSAT насчитывает, по разным оценкам, 70 тысяч станций. Есть, конечно отток, поскольку часть абонентов отказывается от сервиса из-за того, что к ним приходит оптика. Кроме того, некоторые компании просто разоряются, ведь мы все-таки работаем с малым бизнесом в дальних районах.

И по объему услуг, и по объему денег это нишевый рынок, живущий просто за счет некоей романтики – космос, спутники. В России о нем еще вспоминают, но это совсем не монстры сотовой связи.

Я. Бельская: Вопрос, который задаю всем (понятно, что мои собеседники чаще всего ближе к той самой оптике): можете ли вы назвать те события, которые подтолкнули развитие телекома в целом и рынка VSAT, в частности? И следующий вопрос – какие вещи стоило бы изменить, что тормозит развитие?

С. Пехтерев: Есть для меня одна вещь, синоним фразы "Карфаген должен быть разрушен". Эта вещь называется Digital divide на западе, УЦН у нас – я про устранение цифрового неравенства. Это общемировая проблема – то, что для любого оператора связи не выгодно предоставлять услуги связи в сельской местности. Оптимально – собрать всех в большой муравейник и подключить в одном доме всех одним кабелем. Когда твои абоненты разбросаны по большой территории, ползти к ним с оптикой себе дороже.

Эта проблема образовалась с появлением первой телефонной компании, и путем решения этой проблемы раньше была государственная монополия. Мне хорошо известен пример Германии: компания Bundespost Telecom была обязана предоставить телефонную связь любому гражданину Германии. То есть, они были обязаны за свой счет протянуть кабель на самую вершину горы в Баварии, где живет одинокая старушка, даже если она будет звонить раз в год. Она будет платить за ту телефонную линию, которая у нее есть. И Bundespost Telecom, как монополист, устанавливал для горожан завышенные тарифы, а излишек денег перераспределял на обеспечение связью жителей сельской местности.

После крушения Советского Союза такая модель стала невозможной, поскольку "Ростелеком" был приватизирован, появилось несколько "дочек", которые потом собрала "Связьинвест". И все связисты начали зарабатывать кто как мог. По такой модели живут немало стран на Западе. В том же США нет монополии, и в Австралии тоже – есть много стран, похожих на Россию в этом отношении.

В эпоху интернета решение стало единое – каждый гражданин страны имеет право на базовый набор услуг связи. Сначала это был просто телефон, а в России программа таксофонов, когда во многих населенных пунктах Сибири впервые появилась возможность позвонить по телефону – да, с таксофона, но это была реальность 90-х, тогда это был прорыв.

Сейчас, допустим, в Швейцарии есть программа, по которой каждый гражданин страны имеет право на доступ в интернет на скорости 2 мегабита, и швейцарцы используют для этого спутниковую связь, потому что это оптимально для дальних горных хуторов. И программа устранения цифрового неравенства является нормой для всех развитых стран.

Я. Бельская: То есть фактически там государство дотирует установку спутниковой связи там, где есть в ней потребность?

С. Пехтерев: Безусловно, поскольку считается, что расходы на подключение 90% населения страны равны стоимости подключения остальных 10%. Эта программа активно работает в большинстве развитых стран. Очень активно применяется в Австралии, где большинство живет вдоль побережья, и только малая часть в центре страны, где в основном пустыня. Я там был, видел множество установок спутниковой связи как раз в таких диких местах.

Россия пошла в данном случае по пути, который я считаю не совсем правильным. У нас тоже есть программа УЦН, но если вспомнить бывшего замминистра связи [Наума Мардера], который почти 10 лет назад сказал, что через 6 лет у 80% населения России будет доступ в интернет со скоростью 100 мегабит в секунду.

Вот Австралия и многие другие страны пошли по другому пути: "У нас каждый гражданин будет иметь 2 мегабита". А мы пошли по другому пути: пусть у москвичей будет еще лучше, а у жителей Чукотки как не было, так и не будет. Может быть, через некоторое время мы услышим заявление, что у нас 90% будет иметь сотню мегабит, но это все равно не каждый гражданин.

Я. Бельская: Но мы же понимаем, что уже один раз в гораздо более дешевом варианте государство могло воспользоваться спутниковыми технологиями в процессе цифровизации эфира. Неоднократно говорилось, что спутниковые операторы готовы взять на себя обязанность по минимальной ставке поставить всем нуждающимся телевидение там, где дорого строить сети. Но нет, они все равно выбрали вышки.

С. Пехтерев: Если бы наше министерство и Госдума пошли по пути, гарантируя каждому гражданину России хотя бы 512 мегабит, хоть просто доступ к Госуслугам, для этого можно было бы задействовать тот огромный реально работающий технический, технологический потенциал, который есть у России. Ведь сейчас наша обладает тремя современными спутниками Ка-диапазона, развернутыми системами, и в принципе, у государства в лице ГУП "Космическая связь" или "Газпрома" есть возможность эту проблему решить. Вместо этого мы предпочитаем "закапывать кабель", чтобы подключить на скорости 100 мегабит еще 2% населения.

Деньги идут в крупные населенные пункты: у кого было и так хорошо, там становится лучше, а у кого не было ничего, так и остается ничего. И вот это самая большая ошибка, по моему мнению. И если говорить о социальных стандартах, то нужны некие гарантии и стандарты, чтобы каждый гражданин Российской Федерации имел возможность доступа в интернет и государство должно пойти на это, тем более что это совсем небольшие деньги. Технологически вся инфраструктура есть, спутники на орбите и нужно только все это правильно использовать.

Я. Бельская: Большое спасибо!

 

В публикации использованы фотографии из личного архива Сергея Пехтерева.